На сцене сгружены в двухъярусную гору старые шкафы с картонкой, заменяющей выпавшее стекло, железная кровать, эмалированный рукомойник, оленья голова, шаткий кухонный столик. Вещи толпятся и заполняют собой воздух: из шкафов достается поношенное детское белье, мужские рубашки, серые подушки, потертые одеяла, поблескивающие полуботинки, хлопчатобумажные чулки. Все знакомое, но подзабытое. Подробности скудного быта увидены с тщательностью, какую дает ностальгия.
В созданном художником Алексеем Порай-Кошицем замусоренном вещами пространстве трудно двигаться: люди здесь существуют буквально «на головах друг у друга», чтобы пройти, надо кого-то толкнуть или поднять. Оскорбительная теснота не дает возможности уединения: жизнь течет в присутствии постоянных свидетелей. Здесь бесстыдно обнажены все чувства, и все всё про всех знают.
Так долго казалось, что Петрушевкая пишет не о тебе, а о соседях за стеной с их коммунальными склоками, беспросветными буднями, мелкими проблемами — нехватка рубля или отсутствие сортира на даче, — которые, как больной зуб, разрастаются и заполняют собой мир. А на спектакле МДТ вдруг рождается чувство своего кровного родства и с мужем (Сергей Власов), запутавшемся в своем долге и перед женой с тремя детьми и перед женщиной, ждущей от него ребенка. И с брошенной нелюбимой женой Эрой (Татьяна Рассказова). И с девочкой, которая ловит брошенный из автобуса иностранцем шарфик (Елена Калинина). И с задерганным руководителем хора (Адриан Ростовский). Список можно длить: в этом спектакле нет проходных работ. Актеры МДТ играют в этом спектакле отчаянно — на открытом звуке, когда не спрятаться за отстранением и иронией.
Десятилетиями ждавшая новых ролей Ирина Демич играет Нету. Прошедшая лагеря, голод, холод, страх, вернувшаяся после реабилитации из ссылки, ее героиня разрушает семью приютившей ее сестры, фанатично строча доносы «наверх» обо всех уклонениях от коммунистического идеала, которые она замечает вокруг себя. Кутаясь в ватник, ее Нета прокуренным голосом диктует дочери Любе (Нина Семенова) очередной сигнал на «тунеядцев зпт распоряжающихся жизнью людей зпт»… Монстр? Безусловно, но еще и несчастная, слепая, измученная живая душа.
В роли ее сестры Лики занята приглашенная из Ленсовета Татьяна Щуко. На ночную рубашку накинута шинель сына, в руке кастрюлька с остатками каши, которые она выскребает со дна, — от этой Лики невозможно оторваться с первого ее выхода на сцену. Хрупкая, почти истаявшая оболочка и железный стержень внутри — эта Лика проходит тяжелый путь к осознанию простейших истин: необходимости милосердия, прощения, любви. Когда разъяренные домочадцы выгоняют ее сестру-доносчицу, она сжимается раненым зверьком в бессильном сострадании к обеим сторонам.
Хрустальная «Стабат матер» и рассыпающиеся звуки «Летите, голуби, летите» — за два года репетиций стараниями Михаила Александрова и Валерия Галендеева запели все участники спектакля. Сплетение музыки, голосов актеров, сплетение разнообразнейших речевых акцентов (еврейского, белорусского с неожиданным окончанием на «ай» — Сашай, отвечай!") создало многосоставный, сложноорганизованный «московский хор» звукового пространства спектакля. Ностальгические слезы размыли привычную петрушевскую беспросветность; и в корявой толще обыденности вдруг открылась живущая в ней музыка. И выходя из зрительного зала, думаешь о странной логике нашей жизни, в которой чувство национальной гордости за свою страну, за свой народ ты можешь испытать почти исключительно на спектаклях Малого драматического Театра Европы.
Появление младенца в спектакле «Московский хор» символизирует окончательное наступление оттепели.
Известия
Ольга Егошина, 1-04-2002
