Но взгляд его все-таки скользит по вертикали — от небес до земли и обратно. Наверху, под колосниками, подвешены камни, внизу, среди разбросанных камней, напоминающих обломки Парфенона, — жертвенник. Эти полюса держат спектакль, отсюда „качели“, раскачивающие действие — взлетая до мгновений трагического вдоха, оно мгновенно падает в пропасть иронии, зачастую через ироническое обыгрывание. Средствами „смешно“ представляют „ужасное“.
Спектакль начинается своеобразного пролога: словно сошедшие с буколических картинок фавны и нимфы в „диких“ холщовых одеяниях на мгновение застынут в живописной композиции, чтобы через мгновение под „лала-лала-ла“, фривольно подергивая плечами и бедрами, весело разыграть пантомиму о царе Эдипе?
Вместе с тем пластика спектакля, его визуальный облик запоминаются. Так, в какую-то секунду К. Раппопорт в широкой, колоколом, царственной юбке, с тонким профилем и гордо запрокинутой головой в алом шарфе напомнит Алису Коонен в „Федре“. А Тарас Бибич, играющий серпами на возвышении, в широких штанах, кажется, что скрывающих копытца — предстанет греческим божком с берегов Эллады.
Ключевая сцена спектакля — когда, убедив друг друга в том, что пророки лживы, а судьба не властна над людьми, Эдип и Иокаста встречают вестника из Коринфа. Он, появляющийся с колонной за плечами, несет весть радостную и печальную — о смерти отца Эдипа, Полипа. И тут Иокаста, сидящая около вестника, застынет. Она попытается заткнуть ему рот, будет душить его, а тот, не обращая на это внимания, будет с нарастающей радостью повествовать о появлении Эдипа, пока не произнесет роковые слова. Услышав их, Иокаста отвернется, ее вытошнит: от ужаса произошедшего, от соития с сыном. Из нутра ее вырвется грудной, нечеловеческий крик.
Эдип замрет на жертвеннике как жертва, приготовленная к ритуалу, а Иокаста, встав на теплые, светлые камни как на котурны, заведет песню-плач. Ее бережно снимут и положат на камни. Теперь настала очередь Эдипа принять долю страданий, испытать тяжесть рока.
Когда свершается и это — основную роль на себя берет хор. В ритме современного масс-медиа, перебивая друг друга, „репортеры“ доносят до зрителей финал трагедии, репортаж с места происшествия — многословный, многоязычный. Через минуту лежащему Эдипу выстилают лепестками роз кровавые побеги из его глаз. Главное — рок, натешившись с теми, кто не признавал его, пришел к ним».
Петербургский театральный журнал № 27
Елена Строгалева, 2002
