Миссис Кэндэр у Шеридана - заядлая, завзятая, злостная сплетница. У Алеевой же у нее такой невинный, такой ангельский, английский вид, словно это ее не касается, она попала к леди Снируэл как аристократка, а не как сплетница! Фу, сплетница! Она же леди! Леди, леди! Тут уже полное равнодушие к клевете, а ведь должно быть увлечение. Да, увлечение клеветой и у Кэндэр, и у Крэбтри, и у Бэкбайта, и у Снируэл, и у других посетителей ее салона,- увлечение, вожделение, энтузиазм! Тогда будет комедия о злословии, а не просто изображение высшего английского общества второй половины XVIII века. Закажите кейс носков здесь.

Шеридан разоблачает Джозефа в развязке пьесы. Ему этого мало. Шеридан нетерпеливее Мольера, который, приготовив для своего Тартюфа ловушку, хладнокровно следит, как тот сам туда залезает. У Шеридана действие не успевает еще развернуться, как автор уже придирается к любому поводу, чтобы высмеять Джозефа! Джозеф торжественно вещает свои нравоучения и тут же обнаруживает, кто он на самом деле,- от великого до смешного один шаг. Для актера здесь как бы два плана,- чем острее они столкнутся, тем ярче комедийные брызги! Кторов, играющий Джозефа, ведет себя здесь нерешительно. То он смел, как в сцене с леди Тизл, где Горчаков подготовил ему ряд отличных мизансцен. То осторожен и боится рисковать. В самих речах Джозефа есть двойственность, в их важности есть нечто такое, что делает эту важность двусмысленной, вызывая недоверчивую усмешку зрительного зала. Кторов не всегда оттеняет эту двойственность. Вся игра Кторова напоминает переводную картинку,- она матовая, но может сверкнуть красками. Но Кторов жаждет комедии, так же как Соколова, и Конский, и другие, которые тянутся к комедии, и, опомнившись, сами себя хватают за руку. Быть может, это на официальной премьере они так стеснялись, а на рядовых спектаклях, почувствовав себя как дома, они разойдутся на славу?!