Ленин не дает ему опомниться -он показывает ему карту России, объясняет свою идею электрификации, спрашивает его совета, где строить, как строить,- спрашивает мнение именно Забелина! Это был удар, сокрушительнее которого не вообразишь - ведь это как раз то, во что Забелин даже верить не решался, даже мечтать, но как раз то, что жило в нем всегда и составляло смысл того, ради чего стоит жить,- и этот смысл его собственной жизни указал ему Ленин. Свойственные Хмелеву сдержанность, хладнокровие послужили ему здесь для создания контраста, перелома -Забелин вспыхнул (кажется, вспыхнул сам Хмелев), все запылало в нем, он уже забыл, где он,- он слышит только слова об электрификации, он начинает говорить, сначала робко, словно что-то припоминает, что-то давно забытое, затем увлекается... Ведь он, проживший долгую жизнь человек, вдруг впервые за эту долгую жизнь оказался в своей родной стихии, к которой стремился всю свою долгую жизнь. Он разговаривает с Лениным, совершенно забыв, что он разговаривает с Лениным... Собираетесь на пляж? Не забудьте взять детские солнцезащитные очки.

...Ленин выходит на Кремлевскую набережную, с ним его постоянный спутник матрос Рыбаков. Ленин поднимает руку над холодной ночной Москвой, над Россией и говорит о ее преображении. Мечтать? - спрашивает Рыбаков с мечтательной интонацией. Надо мечтать! - отвечает Ленин с решительной интонацией, такой решительной, что ни у кого не возникает сомнения: мечта осуществится. Надо, - повторяет Ленин, глядя прямо в зрительный зал, и на момент дает понять, что он не только актер и образ, а гражданин Грибов, который, подобно другим, сидящим в зале, слил себя с Лениным. Надо, - говорит Ленин, обращаясь прямо к залу, и зал отвечает овацией. Ленин смотрит в зал, он открыто глядит на зрителей, и глядит на них как Ленин, на всех, на все ярусы, он старается рассмотреть каждого в отдельности, и каждый в отдельности устремляется к нему. Можно сказать, что это нарушение всех законов сценической у иллюзии, но тут мысль откровенно обращена к сегодняшнему дню, и эта мысль сверкнула во взгляде Ленина, направленном в публику, и публика поняла его. Вот причина успеха этого спектакля, единственного в своем роде, который так принимает военная Москва.