И только теперь я понимаю, как много сделало искусство, понимаю, что видеть мир прекрасным, осязать его земную необъяснимую красоту среди трудностей помогало оно. Это не значило «украсить мир», это была эстетика: ты становился счастливым, когда искусство направляло твои глаза на мир.
«Нам не давали киснуть малахольно Маркс - Энгельс, постановка Мейерхольда, махорка, Маяковский и хамса...» - говорит в поэме Евтушенко инженер-гидростроитель Карцев. И думается мне, что он - не придуманная фигура: он жил в то время и понимал его, ибо в этой экспрессивной формуле сжато не частное - тут философская концепция мейерхольдовско-охлопковского театра.
Искусство все может превратить в драгоценность, если сделает мир, вещь, весну, ощущение жизни, бешенство ритмов близким, а не отчужденным от человека. В искусстве то время было временем космичности духа (без космических кораблей).
В поэзии была глобальность: «Я показал на блюде студня косые скулы океана» - Маяковский. И максимализм: «Нам внятно все - и жар холодных числ, и дар божественных видений» - Блок.
И была острота столкновений, взглядов и фанатических кредо. В этой гармонии и столкновении сфер взялся охлопковский режиссерский дар.